Прочитать отрывок рассказа Ю.Нагибина "Белая сирень". Какой образ композитора создан писателем? Созвучен ли он образу романса? Оставь комментарий.
Ю.Нагибин «Белая сирень»
Сильные
грозовые ливни, неположенные в начале июня, усугубили сумятицу в мироздании. И
сирень зацвела вся разом, в одну ночь вскипела и во дворе, и в аллеях, и в
парке.
И когда
Верочка Скалон выбежала утром в сад, обманув бдительный надзор гувернантки
Миссочки, она ахнула и прижала руки к корсажу, пораженная дивным великолепием
сиреневого буйства.
Грубый шорох
в кустах заставил Верочку испуганно замереть.
Верочка
осторожно раздвинула ветви и в шаге от себя увидела Сережу Рахманинова,
племянника хозяев усадьбы. Он приподымал кисти сирени ладонями и погружал в них
лицо. Когда же отымал голову, лоб, нос, щеки и подбородок были влажными, а к
бровям и тонкой ниточке усов клеились лепестки и трубочки цветов. Но это и
Верочка умела делать - купать лицо в росистой сирени, а вот другая придумка
Сережи, Сергея Васильевича — так церемонно полагалось ей называть
семнадцатилетнего кузена, - была куда интереснее. Он выбирал некрупную кисть и
осторожно брал в рот, будто собирался съесть, затем так же осторожно вытягивал
ее изо рта и что-то проглатывал. Верочка последовала ему примеру, и рот
наполнился горьковатой холодной влагой. Она поморщилась, но все-таки повторила
опыт. Отведала белой, потом голубой, потом лиловой сирени - у каждой был свой
привкус. Белая - это словно лизнуть пробку от маминых французских духов, даже
кончик языка сходно немеет; лиловая отдает чернилами; самая вкусная — голубая
сирень, сладковатая, припахивающая лимонной корочкой.
Сиреневое
вино понравилось Верочке, и она стала лучшего мнения о длинноволосом кузене.
В этом
долговязом юноше все было непомерно и нелепо: громадные, как лопаты, руки и под
стать им ступни, длинные русые поповские волосы, большой, тяжелый нос и
огромный, хоть и красиво очерченный рот, мрачноватый, исподлобья, взгляд темных
матовых глаз. Нелюбезный, настороженный, скованный, совсем неинтересный - таков
был дружный Приговор сестер…
Правда, в
Ивановке образ сумрачного и нелюбезного кузена пришлось срочно пересмотреть. Он
оказался весьма любезным, услужливым, общительным и необыкновенно смешливым.
Достаточно было самой малости, чтобы заставить его смеяться до слез, до
изнеможения…
Но кузен,
пьющий горькую влагу с сиреневых кистей, стал Верочке по-новому интересен.
Кстати, в кого он влюблен?.. Прежде Верочка не задавалась этим вопросом, хотя
сердечные дела всех обитателей усадьбы, равно и друзей дома, редкий день не
наезжавших в Ивановку, заботили ее чрезвычайно. Скорее всего, он влюблен в
старшую ее сестру, двадцатидвухлетнюю Татушу… Верочка прыснула, по счастью,
почти беззвучно: рот был набит сиренью. Но острый слух музыканта что-то уловил.
Рахманинов замер с кистью в руке… Его большие, темные, не отражающие свет глаза
внимательно и быстро обшарили кусты.
—
Психопатушка, и вам не стыдно? — послышался протяжный, укоризненный голос
Рахманинова. - Поедать сирень — какое варварство!
У него была
раздражающая привычка давать всем прозвища. ..
- Надеюсь...
— произнесла она, задыхаясь. — что вы как честный человек... никому...
никогда...
.. Конечно,
я никому не скажу...
Он еще что-то
говорил, но Верочка уже не слышала. Со всех ног, зажимая ладонью страшно
бьющееся сердце, мчалась она к дому…
Рахманинов
стоял, задумчиво перебирая кисти сирени. Он хотел понять, почему его так
тронула и странно взволновала эта встреча.
Он,
Рахманинов, — странствующий музыкант, его дело упражняться на рояле до
одурения, который день корпеть над четырехручным переложением "Спящей
красавицы" несравненного Петра Ильича и урывать часишко-другой для
собственного сочинительства. Да, он обуян дерзостным намерением в недалеком
будущем вынести на суд публики свой первый фортепианный концерт. Пора робких
ноктюрнов и разных мелких пьесок миновала, он способен сказать свое слово в
музыке… Но как все-таки хорошо, что было это утро, тяжелые благоухающие кисти,
холод капель за пазухой и девичье лицо, наивное и патетическое...
Выбрав
удобный момент, когда Александр Ильич покуривал после обеда в сиреневой аллее,
Верочка спросила его, хороший ли музыкант Сережа Рахманинов.
—
Гениальный! — выкатив ярко-зеленые, с золотым отливом глаза, гаркнул Зилоти… —
Такого пианиста еще не было на Руси! — с восторженной яростью прорычал Зилоти.
— Разве что Антон Рубинштейн, — добавил из добросовестности.
— Так что
же, он лучше вас? - наивно спросила Верочка.
— Будет, -
как бы закончил ее фразу Зилоти. - И очень скоро. Вы посмотрите на его руки,
когда он играет. Все пианисты бьют по клавишам, а он погружает в них пальцы,
будто слоновая кость мягка и податлива. Он окунает руки в клавиатуру.
— Александр
Ильич, миленький, только не обижайтесь, ну вот вы... как пианист, какой по
счету?
— Второй, — не
раздумывая, ответил Зилоти.
— А первый
кто?
— Ну, первых
много. Лист, братья Рубинштейны... Рахманинов будет первым.
— А какую
музыку он сочиняет?
— Пока это
секрет. Знаю только, что фортепианный Концерт. Но могу вам сказать: что бы
Сережа Рахманинов ни делал в музыке, это будет высший класс. Поверьте старому
человеку. Он великий музыкант…
...Что же
было дальше? А то, что всегда бывает: лето сменилось осенью, и опустела
сатинская усадьба. Сестры Скалон вернулись в Петербург, Рахманинов и Сатины — в
Москву. Но то, что зажглось в Ивановке, не погасло…
...В память
Ивановки и того странного лета, когда запоздало и мощно забродило сиреневое
вино, Рахманинов написал свой самый нежный и взволнованный романс
"Сирень". Там есть удивительная, щемящая, как взрыд, нота. То
промельк Верочкиной души, откупленный любовью у вечности.
